— Сергей, чтобы привлечь заказчиков, нужны публикации в журналах?
Все очень состоятельные и высокопоставленные особы приходят не через журналы и открытые источники, а через круг приближенных к ним лиц — кто-то из ближайшего окружения должен им что-то о тебе рассказать.

Потом ты встречаешься с человеком, показываешь первые эскизы, и здесь в разговоре выясняется, твой это заказчик или не твой. Всегда ясно, буду ли я здесь работать, есть ли симпатия, завязывается ли какая-то химия.

Скажу одно. Совместная работа заказчика и архитектора – это история про партнерство. Очень сложно что-либо сделать, если партнер у тебя слабый.

— В каком смысле слабый?
— Он должен идти в ногу, выдержать финансовое бремя. Порой оно очень давит, и у некоторых заказчиков, которые вдруг понимают, что они тратят больше, чем планировали, сдают нервы.

Самое главное – это дисциплина. Встречи, принятие решений. Мы же работаем в определенном графике, постоянно выдаем продукцию, которую надо утверждать, согласовывать, подписывать сметы. Тогда взаимодействие с нами превращается в продуктивную работу.

Бывают моменты, когда заказчики замолкают на месяц, перестают видеть очевидные вещи – что все хорошо и пора это утвердить. Начинают колебаться, сомневаться, с кем-то советоваться насчет эскизов или цены на их исполнение.

Некоторые ситуации в нашем деле, скажем так, непросто держать. Мои заказчики выдерживали все сложности. Один из них потом рассказал мне, что даже брал кредиты, чтобы не выпасть из процесса. Потому что без денег все потихонечку расстраивается: здесь упало, тут куда-то ушло. Колесо должно вертеться. Ты в эту топку кидаешь уголь, тогда все крутится и работает. В таком случае процессом можно управлять, подгонять всех, и, соответственно, получать результат. Это все равно долго, все равно много проблем, но это движение.

Вся дорога состоит из сложностей, ничего просто так не бывает. Но если при этом еще нет и денег, поддержки плеча заказчика, то совсем трудно.

Сложные художественные вещи получаются только тогда, когда заказчики и морально, и эмоционально, и энергетически, и финансово с тобой вместе.

— Как появляются идеи таких плотных, детализированных, богатых и искусных интерьеров?

— Во-первых, есть задача — сделать интерьер. Для этого надо иметь хотя бы общее понимание, что хочет заказчик. Даже слова "сделать то, чего нет ни у кого" — это уже какой-то ориентир.

Много идей сами собой черпаются в поездках, на выставках, в фильмах, в книгах по дизайну. Мне может что-то не нравиться, но интересовать как явление. Я просто смотрю, какие механизмы задействованы, что приводит к результату, и это тоже помогает.

Источником вдохновения может быть все, чем угодно. Например, книги по бизнесу, которые помогают мне лучше общаться с заказчиками. Того же Дональда Трампа я читал еще до того, как он стал президентом и увидел — в душе-то он, в общем, креативный человек. Хорошо знает искусство, цитирует Энди Уорхола, Пикассо.

Он кажется бесшабашным, но на самом деле просто действует по определенной схеме, играет по правилам, которые сам для себя создал, и они ему приносят результат. То, что он придумал, очень креативно. Он попадал в такие тяжелые жизненные ситуации, где был уже практически не жилец, и, тем не менее, выходил из них, включая собственные творческие ресурсы. Читать его весьма интересно.

Если говорить о визуальной стороне, то можно, вдохновившись одним красивым маленьким предметом, от него построить всю историю. Увидев два-три цветовых взаимоотношения, пластику, некую деталь на правильном месте, ты понимаешь, что если это умножить на сто, то получится интерьер. Бывает и так.

К решению задачи приводят совершенно разные механизмы. Поначалу какое-то время ты чувствуешь себя как пустая бутылка: получаешь информацию, погружаешься в книги и журналы, смотришь, делаешь скриншоты. В некоем смысле то, что я создаю, это коктейль из увиденных ранее вещей, переработанных и соединенных между собой в новой истории.

Работать с готовыми явлениями, сталкивать их с противоположными, и смотреть, какая химия из этого выйдет — это такой вид творчества. Отсюда я беру одно, оттуда другое, соединяю и вдруг получается что-то неожиданное, чего еще никто не делал.

— Наверное это переносится и на технологии? Придумываешь ли что-то новое при работе с материалом?

— Придумываю. Мы очень здорово стали работать с печатью на стекле, зеркалах, дереве и так далее. Для этого нужен первоисточник — как правило, это ручной эскиз, многократно доработанный в компьютере с добавлением разных эффектов.

Отпечаток, принт — это всего лишь два процента работы. Самая легкая и дешевая ее часть. Все остальное, то, что происходит после, и дает этому продукту жизнь: покрытие лаком, обрамление и так далее. Я не видел, чтобы кто-то, даже на Западе, работал с принтами так, как работаем мы.

Взять того же Такаши Мураками. Да, у него очень интересные высокотехнологичные работы. Если бы мы занимались только картинами и искусством, как он, то мы точно бы изобрели что-то новое и были бы не хуже. Эти возможности дает как раз технология: та же печать.

Например, мы делаем печать на зеркале в технике, похожей на эгломизе. Раньше роспись по зеркалу делали гальваникой по обратной стороне, а сейчас мы используем нитрид титана. То, что получится, заранее знать невозможно. Как ни проектируй это на компьютере, ни высчитывай, получается что-то вообще непредсказуемое, но очень красивое.

Магия происходит, только если заниматься этим постоянно. Делаешь образец за образцом и – оп! зацепил что-то такое: "Оп, ну-ка, ну-ка, ну-ка, иди сюда!" Давай поднимать, развивать, тиражировать, увеличивать и масштабировать эту историю. Только так можно это уловить и поймать. Возможно с технологиями так получается потому, что я художник.

— Представители испанской фабрики Peronda рассказывали мне, как они переносят текстуру дерева на керамогранит. Они покупают древесину, делают срез, дизайнер снимает печать с этого среза, а потом принт переносят на плитку так, что рисунок, текстура никогда не повторяются. Это достаточно кропотливая работа. Тебе нравятся подобные новые решения?
— Если говорить про новые материалы, я недавно встречался с интересным человеком, который открыл свое производство. Они делают имитацию любого камня — мрамора, оникса. В принципе это прозрачный керамогранит 5 мм толщиной, на котором печатается принт – любой рисунок, самый невероятный, — и обжигается при 1000 градусов так, что вся краска выплавляется. Применять этот материал можно даже на улице, в любом объеме. Он легко режется гидрорезом. Можно из него делать мебель, кухни, столешницы, полы. В силу своей цены и качества он может вытеснить мрамор. Компания уже получает много заказов на облицовку фасадов. Ее основатель — интересный человек, дружит со всеми нашими известными ведущими архитекторами. Новые технологии хороши, если подойти к ним в творчески, придумать какие-то необычные вещи. Он пришел к нам и предложил: "Давайте на АрхМоскве что-нибудь вместе придумаем." Продумываем эскизы.

— Есть у тебя любимые материалы, с которыми приятнее всего работать?
— Больше всего я люблю столярные мастерские. Дерево – вещь одушевленная.

Взять, например, глянцевые деревянные поверхности. Весь мир глянцевую полировку делает на машинах, потому что это технологично. Условия работы машины безупречны – все происходит в барокамере, там ни пылинки. Мы же полируем все вручную. Блеск от ручной полировки практически бесконечен. Можно взять любую темную глянцевую вещь и побриться, глядя в свое отражение — поверхность будет абсолютно зеркальной. Никакая машина так не зальет.

Если говорить о промышленных масштабах, то конечно, машины выигрывают. Но с объемами, с которыми работаем мы, спокойно справляемся вручную. В последнее время полировки у нас очень много.

— Ты упомянул, что с полировкой бывают сложные истории.
— Однажды мы делали лестницу, и на ней полезли так называемые "шипы". При недостаточной вентиляции и сильном отоплении дерево подсыхает. На глянце это выглядит как выпуклые точки — это места склейки и соединений.

Пришлось нам переделывать какие-то невероятные объемы лестничных пролетов. Встал вопрос о лаке, пошли споры, достаточно ли он хорош. И тогда настолько заморочились, что объездили все фирмы, которые производят рояльный лак, нашли настоящий. Полировщики зашпонировали и настолько выполировали места, которые надо было переделать, что получилось просто идеальное зеркало. Пришлось им потом на месте полировать и остальную лестницу до того же блеска.

Вот чего можно добиться просто большим количеством проходов. Столько иногда даже не требуется, а машина тем более так не делает. Там идет совершенно другое количество лака.

— Значит больше всего ты любишь дерево. А стекло?
— Стекло тоже, но не в таком объеме, как дерево. Его всегда в интерьере больше. Мне нравится работать с камнем и с мозаикой.

— Как часто мозаика присутствует в твоих проектах?
— В проектах, которые я делаю, всегда есть мозаика.

— В комментарии журналу Salon ты сказал: "У мозаики масса достоинств. Она не боится влажности и солнечных лучей. Маленькие размеры ее элементов делают мозаику незаменимым декором в небольших помещениях. Каждый элемент имеет глубину, цвет, тон и вибрацию от света, преломленного в стекле. Поэтому в общей массе мозаика превращается в живописное полотно, а если к этому добавить рисунок или орнамент, то получится произведение искусства. В мозаике кроются огромный потенциал и масса возможностей для дизайнера."

Ты очень тонко передал суть этого материала, потому что мозаика достаточно живой, пластичный материал, который работает с разными поверхностями: от самых простых до арт-объектов. Где ее любишь использовать ты?

— Конечно, она должна быть к месту. Как показало время, мозаика хорошо сочетается с простым чистым мрамором. Например, комбинация бордюра, полос из камня с мелкой римской мозаикой. Она очень красиво переливается, можно делать интересные растяжки.

Вообще, если честно, мозаика всегда упирается в того человека, кто ее набирает. Одной из моих самых первых больших работ в 2000-е годы как раз была мозаика.

— А что это была за работа?
— Все началось с вопроса: "Можешь сделать мозаику?" Одна известная художница, автор мозаик, по каким-то причинам разошлась со своим заказчиком. На объекте остались мастера — старые прожженные монументалисты. Люди в возрасте, которые мне потом рассказывали, как они делали мозаику для домов отдыха, РЖД и так далее в монументальном комбинате: каждый месяц ходили за зарплатой с чемоданами. Вот так им тогда платили. В дело шло просто невероятное количество смальты.

— Да, мозаику в СССР использовали достаточно широко.
— Вот такие матерые товарищи потеряли своего художника. Меня представили им: "Вот Серега, он сейчас все сделает. Да, Серега?" "Да как нечего делать." И нарисовал эскиз.

Я тогда как раз на заработанные в «Канадском бейгле» деньги съездил в Венецию. Поэтому ее и нарисовал. Подумал: "Мозаика — материал тяжелый. Если пойдешь в пластику, можно там зарыться, запутаться, все неоднозначно. Возьмем архитектуру, там все стройно. Надо придумать что-то модульное так, чтобы все три стены помещения укладывались в сюжет.

Сделал эскиз, с которым, естественно, вначале, пришел к товарищам-мозаичистам. Учить их ничему не надо было, они все сами знали. Вот с такими очень сложными по характеру людьми сильно старше меня мы три месяца и сидели в этом бассейне.

А так как все надо было делать быстро, «с колес», я рисовал им линии прямо на гипсокартоне. Взял помощника, мы вдвоем все вычерчивали, а они шли за нами и выкладывали мозаику. Один колет камень и собирает его в ящики, а другие со скоростью насаживают его на клей. Это, конечно, первый важный опыт, достаточно масштабный. Хорошо, что я художник, выплыть в этой ситуации мне помогло фундаментальное образование. Хотя все было погранично.

— А в чем был риск?
— Могло не получиться, я же первый раз работал с модульной мозаикой. Когда они начали делать свою работу в углу, были мысли "это кошмар, полный провал", ведь сразу общая картина не видна и ничего не понятно. Потом стены затерли, они немножко заблестели, так как нарезаны из мрамора. Свет падает сверху, и камень красиво отсвечивает.

Так началась моя работа с мозаикой. С тех пор я понял, что это материал интересный. Дальше стали в основном делать мозаику уже на полу. Мы тогда как раз все мраморные полы полировали и решили полирнуть мозаику. Затерли, залили, полирнули, и увидели, что она заполировалась в зеркало. Скомбинировали две несовместимых вещи — ручной набор со рваными краями и идеальную поверхность — она стала ярче, эффектнее. После этого мы практически все мозаики на полу делали таким образом.

Античку я сделал недавно в санузле — все четыре стенки, она с мягкими краями, мы ее специально проходили, чтобы она получилась не яркой полированной, а матовой.

В основном мне очень нравится, когда мозаики как раз гладкие, выполированные. Во-первых, это больше вписывается в мой стиль, там есть и ручная работа, и переливы, и отсветы.

Очень много зависит от того, кто делает мозаику. Старые мозаичисты привыкли делать что-то одно, они не могут перестроиться...
— В чем надо было перестраиваться?
— Перестраиваться на подзадачи. Я спрашиваю: "Зачем ты зачем так делаешь пестро?" Он отвечает:"Да ты молодой не понимаешь, иди отсюда, увидишь потом, что получится." А мне не надо серо-буро-малиновой всю стену делать.

Я ставлю задачу, но ее же все по-разному видят. Кто-то думает, что, наоборот, надо больше живописи, плесени какой-то. А в том проекте мозаика была очень графичная.

Если говорить о вдохновении, то тогда как раз вышли книги Пьеро Форназетти с его керамикой, которую он всю отрисовывал вручную и стильно все компоновал. Я хотел добиться той же графики, чтобы мастера не выходили за рамки и не впадали в какой-то мутный экстаз. В итоге там все получилось нормально, всем понравилось.

Потом у меня было еще несколько команд, остался мозаичист Аркадий, последний, с кем я там работал. Он с помощниками делал все сам и понимал задачу уже практически на 70%. Я особо не вмешивался, он меня всегда звал посоветоваться в ключевых моментах.

Сложные вещи мы научились делать не на объекте, а в мастерских: на ковриках собирать, привозить, монтировать. Если что-то вдруг вышло неудачно – так тоже бывало – всегда можно заменить даже какие-то цвета. В этом плане с мозаикой работать удобно.

Вся моя многолетняя деятельность всегда сводилась к поиску исполнителей-единомышленников, которые меня слышат и понимают как в стекле, в дереве, так и в мозаиках. Конечно это достигалось через тесное общение и сотрудничество. Без этого ничего не получается. Постоянные встречи, обсуждения, опыты, образцы...

Люди должны поверить в то, что ты говоришь. Новый человек всегда думает: "Чему ты меня учишь?" Я иногда даю эскиз и смотрю, как с ним будут работать. Некоторые не верят и переделывают по-своему. Но я-то все уже продумал, и когда исполнители наконец видят конечный результат, то приходят в восторг: "Ого, как я сделал." А ведь он просто следовал заданию.

Когда они начинают понимать, то действуют в рамках четких границ в основном общего характера: пластика, стилистика, которую нельзя никак нарушить. Но внутри может быть импровизация — дополнительные линии, прожилки… Они уже это знают, и так как работают с материалом, иногда даже быстрее меня видят, что надо сделать.

Иногда советуются, иногда делают сами. Один металлист просто по телефону говорит: "Сергей, я там такое придумал, тебе понравится, это точно лучше." Вот так.

— Расскажи про золото в интерьере. Это достаточно сложный материал и люди по-разному к нему относятся. В одном из проектов у тебя была золотая мозаика.
— Мы выложили золотую мозаику Bisazza на криволинейной поверхности умывальника. Тогда этот материал только появился и был очень популярным, все его покупали, тем более в золоте.

Тогда существовала только дорогая итальянская мозаика, но все было проще, все зарабатывали и все тратили. Сейчас уже считают каждую копейку. Теперь очень много мозаики делают в Китае, у них есть и достаточно качественные образцы.
— Судя по всему, некоторые итальянцы делают свою мозаику в Китае на тех же фабриках. Как начиналась китайская мозаика? Сначала просто брали чужие коллекции и копировали, а потом у них появились свои бренды.

А ты слышал про американскую мозаику New Ravenna? Это хорошие художники, они используют стекло Тиффани, камень, металлизированное стекло под алюминий и бронзу, собирают интересные композиции. Мозаика никогда не повторяется.
— Вопрос не столько материалов, сколько интересного художественного воплощения. Главное — сделать красивую картинку.

Если говорить про меня, то мой подход к созданию живого интерьерного пространства отличается от тех принципов, которыми руководствуются все, кто собирает интерьер как конструктор Лего по каким-то академическим шаблонам. Эти интерьеры плюс-минус похожи друг на друга, за ними чувствуется школа: правильный подбор цвета, определенные базисные методики.

И я не получал фундаментального образования как архитектор. Их, в свою очередь, учат делать интерьеры, исходя из экстерьера — внешнего облика здания.

Я думаю, что на этом рынке и в этом поле мы отличаемся от остальных тем, что привнесли в интерьеры искусство.

Мы берем маленькую деталь и делаем ее артистичной, вкладываем в нее смысл. Наполняем интерьер ручной, смысловой работой, изготовляем все сами, потому что умеем это делать. Наш заказчик и зритель оказываются в пространстве художественных вещей, которые можно рассматривать бесконечно долго.

Знаете, всю глубину хорошего музыкального произведения не поймешь за один раз, его надо слушать. Гениальные работы становятся для слуха идеальными после долгого прослушивания. Поэтому мы предлагаем, находясь в таком интерьере, открывать для себя его новые виды, грани, нюансы. Ведь даже свет в разное время суток падает и отражается от одной и той же поверхности по-разному.

Это не та картина, что висит на стене, а та, что складывается из множества деталей интерьера и делает его в итоге произведением искусства.

У меня такой подход к интерьеру, и все остальное мне не настолько интересно. Это для меня главное, потому что я как никто вижу эмоции людей. Я, по большому счету, уже много лет тестирую реакцию заказчиков, их друзей и всех остальных. Даже простой неподготовленный человек может выразить свой восторг буквально так: "Ну у тебя тут как музей."

Я хочу прийти к тому, чтобы у меня появился свой зритель, который относится к интерьеру, как к искусству. Чтобы он пришел ко мне и сказал: "Я знаю вас, ваше имя – бренд. Вот вам ключи и сделайте мне то, чего нет ни у кого другого. Авторское, креативное, индивидуальное, с большим количеством художественных вещей."

— Практически пространство как искусство?
— Да, как искусство. Недавно у меня с заказчиком состоялся такой разговор. Мы прощались, я его благодарю за то, что он помог мне в одном вопросе. Он отвечает: "Да ладно, тебе спасибо, такую красоту делаешь." Для меня эти слова "делаешь красоту" очень важны. Это краткая суть того, чем я живу.